Он сидел на диване, она в кресле возле окна. Он смотрел на нее
и понимал – обижается. Она обижалась, но не показывала этого,
была выше обиды. Не показывала, но из глаз сыпал холод.
Лучше бы кричала на него, попрекала, но не это ледяное,
равнодушное молчание. Он подошел к креслу, стал на колени,
спрятал лицо в ее ладонях. Он знал, что виноват, что
поступил глупо и молча просил прощения. Некоторое время
они сидели так, оба молчали. Но потом она притянула его
лицо к своему, прижалась губами к глазам и он понял, что
прощен. Он всегда мог понимать ее без слов. Не мог понять
только одного: как эта девушка оказалась рядом с ним?
Он был обычным, простым. Ничего особенного. А она...
Она была загадкой. Он прекрасно помнил, как все начиналось.
Как проходила у них эпоха просто взглядов. Да, это была целая
эпоха. Он искал ее глаза и тонул в них, проваливался в бездну
ее глаз. И ни разу не жалел об этом падении. Но не мог подойти
и заговорить, чтобы эта эпоха закончилась и началась другая.
Он боялся ее, как боятся чего-то необъяснимого и таинственного.
Вмешалась судьба. Они познакомилась и началась эпоха слов.
Он мог часами говорить с ней о всякой ерунде, рассказывать
ей о своих проблемах, о своей жизни. Она не уставала слушать,
вся превращалась в слух и он чувствовал себя значимым оттого,
что его слушали, слушали внимательно, заинтересовано. И он все
так же проваливался в бездну ее глаз...
Они были вместе, каждый день ему необходимо было ощущать ее присутствие,
дышать ею, жить ею. Без нее он не мог. Он иногда страшился этой любви.
Все остальное меркло в ее свете. И он знал, что она также
живет им и дышит им. Он ревновал ее безумно. Потерять ее
– значит умереть, но как ему нравилась жизнь, когда она рядом.
Так все было, и теперь он стоял перед ней на коленях, дышал ею,
жил ею, был с ней. И чувствовал – за спиной росли крылья.